Журналист Фаина Османова и писатель Дмитрий Стахов и раньше были известны как историки быта, авторы книги «Истории простых вещей». Теперь они сосредоточились на одной «простой вещи» - еде. Их новая книга - собрание рассказов о привычных продуктах питания и блюдах. Здесь читатель может узнать разницу между студнем и холодцом, о религиозных запретах на шоколад и о регулировании цен на алкоголь в древнем Вавилоне.

«Русская планета» публикует отрывок из книги Фаины Османовой и Дмитрия Стахова «Истории простой еды» издательства «ЛомоносовЪ», посвященный повседневной пище советских граждан во время Второй мировой войны.

Голод меняет человека

Владимир Войнович в автобиографической книге «Автопортрет» вспоминает вкус блинчиков из картофельных очисток. В самом начале войны, в эвакуации, не было для него ничего прекраснее. Но прошло совсем немного времени, и в начале 1944 года, когда с продуктами стало лучше, будущий автор Чонкина попросил свою маму приготовить такие блинчики: «Я взял блинчик, откусил - и выплюнул. Отвратительнее этого я ничего никогда не пробовал. Кроме разве вареного сала».

Люди, испытавшие настоящий голод, так же отличаются от никогда всерьез не голодавших, как воевавшие на фронте от проведших войну в тылу. Или вообще не испытавшие на себе что такое - война. Голод меняет человека. Иногда - полностью, принципиально. В том числе - внешне: например, пережившие ленинградскую блокаду времен Великой Отечественной войны, особенно те, кто в эти годы был ребенком или подростком, навсегда сохранили голодный рисунок скул, особенные, только блокадникам присущие складки у губ.

К тому же у человека времен фастфуда, интернета и тому подобное отсутствует память на голод. Генетическая, социальная. Ведь те, кто попал в голодные годы Великой Отечественной войны во взрослом возрасте, не понаслышке знали, что такое голод начала двадцатых, начала тридцатых, что такое карточная система, отмененная в СССР в 1935-м. Голод для них был, если так можно выразиться, рядом.

И действительно - чтобы увидеть его следы, достаточно вглядеться в фотографии тех лет. Худые в большинстве своем лица. Пережившие голод в массе своей так и не смогли набрать вес, остались субтильными. Или же сохранили в своем облике какую-то черту, сближающую их с блокадниками и свидетельствующую о пережитом - голод не проходит бесследно! - голоде. Например, тонкую шею при в общем-то крепкой, спортивной фигуре. Да и обидное словечко «жиртрест» - из тех же времен: «жиртрестов» было мало, раскормленных среди них и того меньше.

Опыт и память очень часто оказывают вспоминающему медвежью услугу: то, что когда-то, как это описано у Владимира Войновича, имело вкус нектара и амброзии, на самом деле настоящая гадость. Так и давно покойная тетушка автора этих строк, врач-психиатр, ученица Бехтерева, вспоминала, как в самые голодные дни ленинградской блокады она с сестрой варила бульон из пойманных и ловко освежеванных крыс. Тем, кто не знает, сообщу, что по запаху и цвету, а тетушка утверждала, что и по вкусу, крысиный бульон очень напоминает куриный. Аромат распространялся из комнаты сестер по всей коммунальной квартире, достигал ноздрей выживших соседей, и те были очень обижены, что Катя и Ева не поделились курочкой с ними: соседи же делились последним, там жили как одна семья, и даже страшные испытания не поколебали подлинного благородного питерского духа.

Через много-много лет тетя Катя, рассказывая про блокаду, пела «частушку»: «Дамочки! Не мойте ваши рамочки! Ешьте лучше бобы, готовьте скорее гробы!» Текст «частушки» сбрасывали на листовках с воздуха немцы, увидевшие, что весной ленинградцы затеяли мытье окон. И вспоминая о том, что никаких бобов у них той весной давно уже не осталось, говорила о запомненном навечно вкусе крысиного мяса: «Самым вкусным в моей жизни были пирожные в варшавской кондитерской году в 13-м, перед Второй Отечественной (для тетушки Отечественных войн было три, первая, понятное дело - 1812 года), и эти крысы. Крысы дали возможность выжить, пирожные дали ориентир - для чего…»

Хлеб по карточкам

К слову, в Ленинграде карточки были введены еще до начала блокады, 18 июля 1941 года, норма составляла 800 граммов хлеба, но уже в сентябре нормы были снижены: рабочим и инженерно-техническим работникам - по 600 граммов, служащим - по 400 граммов, детям и иждивенцам - по 300 граммов. Последующие снижения довели дневную норму рабочих до 250 граммов, всем остальным - 125 граммов, что привело к резкому скачку смертности (за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек), но к весне нормы были повышены до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям города. Хлеб того времени именовался «суррогатным» и состоял на 50 процентов из дефектной ржаной муки, на 15 процентов из целлюлозы, на 10 процентов из солода и столько же жмыха, на 5 процентов из отрубей и соевой муки…

…По рассказам очевидца, пережившего оккупацию во Львове, немецкие власти выдавали населению, при условии регистрации и получения аусвайса с обязательной фотографией, карточки и талоны на продукты. По ним можно было получить в день 350 граммов хлеба со жмыхом, 50 граммов маргарина, 50 граммов сахара или сахарозаменителя, 450 граммов картошки, обычно - мерзлой, 250 граммов перловой крупы или столько же фасоли. Картошку жарили без масла, с кожурой, обычно натерев на терке, фасоль варили и ели, если доставали ржаную муку, с клецками. Собирали крапиву, щавель, одуванчики, клевер, заячью капусту. Объедали розовые кусты, цветы акации, чай заваривали в лучшем случае из шиповника, в худшем - из сушеной моркови, кофе - из цикория. Все остальное или покупалось на рейхсмарки (у кого они были, кто имел работу и получал за нее реальные деньги), или обменивалось на черном рынке, где можно было найти все что угодно, вплоть до американских, в конце оккупации, сигарет. Тем, кто жил ближе к окраине города, жизнь облегчали огороды, но постоянно ощущался дефицит инвентаря: обладатель лопаты считался очень богатым человеком, так как сдавал лопату в аренду и получал плату свеклой, луком, редиской. Кстати, ботва от редиски (от свеклы и сейчас входит в рецепты многих салатов в высокой кухне) обязательно ошпаривалась и съедалась.

У многих, особенно у тех, кто жил возле аэродрома, квартировали немецкие офицеры, которые иногда отдавали своим «хозяевам» (никакой платы за постой не полагалось) кусочки шоколада, остатки шнапса в бутылке, кусочки сухой и очень твердой колбасы. Врач, живший в одной из квартир, приносил из госпиталя лекарства и перевязочные материалы. Польские партизаны, воевавшие с бандеровцами и немцами, узнав про такого постояльца, просили все больше и больше лекарств и перевязочных материалов, и врач, несомненно догадывавшийся, куда идут бинты и сульфаниламиды, тем не менее, просьбы почти все выполнял…

В СССР карточки были введены с августа 41-го, но в Москве - 16 июля, когда отдел торговли Моссовета подписал распоряжение №289 «О введении карточек на некоторые продукты и промтовары в городе Москва». За четыре дня до первой бомбежки.

После начала войны трудности с продуктами начали ощущаться сразу. Пропали масло, сыр, мясо. В Москве карточки выдавались по месту прописки, работы или учебы. Из продуктов питания карточки вводились на хлеб, крупу, сахар, масло, мясо, рыбу, кондитерские изделия, из промтоваров - на мыло, обувь, ткани, швейные, трикотажные и чулочно-носочные товары. Нормы снабжения устанавливались в зависимости от наличия (с учетом производства) тех или иных товаров и были дифференцированы по группам населения: 1) рабочие и приравненные к ним, 2) служащие и приравненные к ним, 3) иждивенцы, 4) дети до 12 лет. Рабочие карточки выдавались в зависимости от характера и важности выполняемой работы. Но были и исключения. Попав в категорию «ударников» и «стахановцев», можно было получить дополнительные талоны. Их также получали рабочие горячих цехов, доноры, больные и беременные женщины.

Продержаться в эвакуации

Те, кто уехал из Москвы в эвакуацию, рассказывали, как получали такую норму, как и остающиеся, но им выдавали и специальные «рейсовые» карточки (их выдавали также и командировочным), по которым можно было получить продукты по пути следования. Главным богатством был, конечно, хлеб. А вот приехав из голода в относительно сытное место, эвакуированные оказывались в другом мире. Так, базары в Алма-Ате ломились. Но продавцы предпочитали натуральный обмен, а у эвакуированных вещи, годящиеся на это, быстро закончились.

Алма-Ата недаром переводится как «дедушка яблок». Яблочные сады после появления огромной массы эвакуированных подвергались самым настоящим набегам. Не привыкшие к такому количеству яблок, «воришки» страдали от расстройства желудка. Сторожа гонялись за ними, заставляя вернуть похищенное, но, бывало, глядя на жалкие, дрожащие от голода фигурки, разрешали уйти с яблоками, говоря: «Приходите еще, только не воруйте, не ломайте ветки, а попросите. Мы - дадим!»

Студенты эвакуированных институтов питались в столовых, где на входе надо было сдать пропуск, получить ложку и талон, по которому на обед выдавали суп-затируху из муки с несколькими каплями хлопкового масла и кусок хлеба. Облизанную ложку возвращали и получали пропуск обратно. Хорошо умевшие рисовать студенты Архитектурного и чертить - Авиационного институтов занимались подделкой талонов, и нередко можно было увидеть кого-то, кто быстро-быстро ел суп сразу из нескольких тарелок. Основным лакомством были пончики из пшеничной муки второго сорта с патокой из сахарной свеклы, в изобилии произраставшей в этом регионе.

Те же, кто работал на оборонных предприятиях, помимо «рабочих карточек», имели право на дополнительный обед по специальному талону. Главным в этом обеде были 200 граммов хлеба, а так летом - щи из крапивы со свекольной ботвой, овсяная каша, зимой - овсяные каша и суп. Самым трудным было донести дополнительный обед после работы домой, детям, тем родственникам, кто не был счастливым обладателем «рабочей карточки». Тут требовались плотно закрывающиеся судки, кастрюльки. Некоторые умельцы делали судки из отходов производства. Пойманный мастером один из пятнадцатилетних рабочих должен был за изготовление таких судков пойти под суд, но особист, увидев этого рабочего, стоящего перед станком на табуретке, пожалел нарушителя трудового кодекса и ограничился конфискацией уже сделанных судков.

Когда в конце 1943 года институты начали возвращать в Москву, на дорогу выдавали кусок топленого масла и буханку серого хлеба. Продержаться на этом всю дорогу было невозможно, и студенты пробавлялись, кто как может. Наиболее ушлые покупали в районе Аральского, тогда еще - существовавшего, моря соль и продавали ее в европейской части, за Волгой. Или меняли на сало, хлеб. Меню в московских столовых не отличалось разнообразием и состояло обычно из крапивных щей и биточков из дрожжей.

Оставшиеся в Москве добывали деньги продажей книг, собирали картошку в подмосковных колхозах при условии десять мешков колхозу, одиннадцатый - тебе. Мешки были огромные, собрать десять удавалось, работая от зари до зари, далеко не всем, но главное было - дотащить одиннадцатый, свой, до станции. Однажды во время сбора картошки мальчишки из одной московской школы украли гуся, сунули его в мешок, засыпали картошкой, привезли как свой одиннадцатый в Москву. Гусь, однако, в мешке не помер, а будучи освобожденным, устроил в коридоре коммунальной московской квартиры настоящий «бой гусей», пока не упокоился со свернутой одноногим инвалидом войны шеей…

Подспорьем стали продукты, поступавшие по ленд-лизу: в первую очередь - тушенка, лярд (топленый нутряной свиной жир), яичный порошок, галеты, мармелад, сигареты. После окончания войны в Москве была открыта база Особторга, на которую поступали вещи и товары из Германии по репарации. Добыть талон на эту базу было огромным счастьем, в основном полученное по талону продавалось на Центральном рынке, вырученные деньги тратились в коммерческих магазинах. Особым шиком было угостить девушку мороженым эскимо, которое продавалось без карточек, на деньги.

Карточки были отменены постановлением Совета министров и ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1947 года. На следующий день после их отмены в буфете Архитектурного института появились городские (тогда - «французские») булки со сливочным маслом и красной икрой и сосиски с зеленым горошком.

Порция для солдата

Продовольственное довольствие и снабжение воюющих сторон, Красной армии и вермахта - отдельная, глубокая и интересная тема. На фронтах, в полевых кухнях, обычно не готовили драники. Однако разница в довольствии солдат противоборствующих армий добавляет важные штрихи к, так сказать, «продовольственной» картине войны. Нормы суточного довольствия для немецкой армии были практически по всем пунктам выше, чем для советской. Например, мяса советский солдат в составе боевых частей должен был получать 150 граммов в сутки, немецкий - на сто граммов больше, картофеля в вермахте выдавали из расчета килограмм на одного солдата, в советской армии - полкило.

Кроме того, в вермахте была жесткая система из так называемого неприкосновенного рациона и «железной порции». Неприкосновенный рацион состоял из твердых сухарей (250 граммов), супового концентрата, консервированной колбасы и натурального молотого кофе, а «железная порция», хранившаяся в специальной «сухарной сумке», состояла из банки мясных консервов и пакета твердых сухарей, и ее разрешалось съесть только по приказу командира.

На голодный желудок продуктивно работать не получится - неоспоримый факт. Отнюдь не зря в иерархии потребностей Абрахама Маслоу удовлетворение голода стоит на одном из первых мест. А уж одержать победу в войне, не подкрепляясь как следует, невозможно (в войну, заметим, было издано около ста приказов, которые касались только питания военных). Как , поваров на фронте очень берегли. Мы решили вспомнить, как работали полевые кухни во время Великой Отечественной войны, что бойцы ели, какие "военные" блюда особенно любили.

Прием пищи во время войны был важен для солдат: не только тем, что позволял насытиться, - это был и краткий отдых, и возможность поговорить с сослуживцами. Если угодно, эти недолгие минуты были, так сказать, мимолетным возвращением к мирной жизни. Поэтому полевые кухни были фактически центром жизни боевого подразделения (туда же, впрочем, стекалось время от времени и гражданское население, особенно дети, которых на полевых кухнях охотно подкармливали). "Солдатская заповедь: подальше от начальства, поближе к кухне", - глубокомысленно заметил лейтенант Александров (он же Кузнечик) в фильме "В бой идут одни "старики", и сказал он сущую правду.

Полевая кухня была нужна, чтобы приготовить пищу и организовать питание бойцов в походных условиях, на удаленных объектах, в военных частях. Она часто состояла из нескольких котлов (до четырех, но мог быть и всего один). Топились кухни, разумеется, дровами, вода в котле закипала примерно за 40 минут, обед из двух блюд на роту солдат готовился около трех часов, ужин - полтора часа. Любимыми блюдами, которые готовились на полевой кухне, были кулеш (суп из пшена, с добавлением других ингредиентов, пшенная крупа и сало), борщ, щи, тушеный картофель, гречка с мясом (из мяса была преимущественно говядина, употреблялась она в вареном или тушеном виде). Эти блюда идеально подходили для походных условий (с точки зрения, например, калорийности), и их было достаточно просто приготовить на полевой кухне.

Согласно приложению к постановлению ГКО?662 от 12 сентября 1941 года, норма?1 суточного довольствия красноармейцев и начальствующего состава боевых частей действующей армии была следующая:

Хлеб: с октября по март - 900 г, с апреля по сентябрь - 800 г. Мука пшеничная 2-й сорт - 20 г. Крупа разная - 140 г. Макароны - 30 г.
Мясо - 150 г. Рыба - 100 г. Комбижир и сало - 30 г.
Масло растительное - 20 г. Сахар - 35 г. Чай - 1 г. Соль - 30 г.
Картофель - 500 г. Капуста - 170 г. Морковь - 45 г. Свекла - 40 г. Лук репчатый - 30 г. Зелень - 35 г.
Махорка - 20 г. Спички - 3 коробки (в месяц). Мыло - 200 г (в месяц).

Суточное довольствие летно-технического состава ВВС было повышенным: 800 г хлеба, 190 г круп и макарон, 500 г картофеля, 385 г других овощей, 390 г мяса и птицы, 90 г рыбы, 80 г сахара, а также 200 г свежего и 20 г сгущенного молока, 20 г творога, 10 г сметаны, 0,5 яйца, 90 г сливочного, 5 г растительного масла, 20 г сыра, фруктовый экстракт и сухофрукты. Некурящим женщинам-военнослужащим выдавали в месяц дополнительно по 200 г шоколада или 300 г конфет.

В рационе моряков-подводников обязательно присутствовало 30 г красного вина, квашеная капуста (30% от всего рациона), соленые огурцы и сырой лук, поскольку это предотвращало заболевание цингой и восполняло недостаток кислорода. Хлеб на малых судах пекли на суше, а на больших кораблях стояли специальные печи. Так же были распространены сухари, а вприкуску выдавались сгущенка и сливочное масло.

Воспоминания солдат

"Продукты доставал помощник командира батальона по продовольственному обеспечению. Он их откуда-то привозил на грузовике. Распределял по ротам, а у меня была запряженная лошадью полевая кухня с тремя котлами. На фронте под Яссами мы несколько месяцев сидели в обороне, и кухня стояла укрытой в лощине. Также три котла: первое, второе и в третьем горячая вода. Но кипяток никто не брал. Мы прорыли с передовой трехкилометровые траншеи к этой кухне. Этими траншеями ходили. Нельзя было высовываться, немцы чуть только увидели каску, как тут же били по нам снарядами и минами. Не давали возможности высунуться. Я никогда в ту кухню не ходил, а только отправлял солдат", - рассказывает пехотинец Павел Авксентьевич Гнатков.

"Кормили нас просто отлично. Отбивных в нашем рационе, конечно, не наблюдалось, но каши и супы были всегда. И там, и там мясо. Я вам больше скажу, мы за каждый вылет еще и деньги получали. И знаю, что и танкистов, и пехоту тоже кормили отменно. Да, иногда случались перебои с подвозом пищи, но они ведь постоянно в движении. Бывало, и не успевала полевая кухня за ними, да и во время боя нет времени на кормежку. У нас в этом отношении было лучше", - вспоминает летчик-бомбардировщик Алексей Никифорович Рапота.

"С едой могли быть перебои. Правда, только тогда, когда, действительно, мы далеко отрывались. Прорвались далеко вперед, кухня отстала или приготовить не успела, или территория такая, что проехать нельзя. Все равно справлялись. Когда сухой паек дадут, когда старшина, который за кормежку ответственный, подсуетит что-нибудь. Мне не приходилось так чтобы уж совсем голодать. Сухой паек давали, когда не было возможности покормить, как положено, горячей пищей, или если в поход собирались куда-то. В сухой паек бывал разный - то кусок сала положат, то кусок хлеба. А дополнительный паек, это давали офицерам. Там был табак, печенье, консервы всякие. Я один раз объелся консервами, это была "горбуша в собственном соку". Так объелся, что отравился. После этого долго потом не мог ее есть", - говорит пехотинец Игорь Павлович Воровский.

"Еду нам доставляла полевая кухня. Весной бывало очень трудно с подвозом продовольствия, особенно когда наступали в Калининской области, в болотистых местах. Тогда еду сбрасывали на "кукурузниках" при помощи парашютов. В основном там были сухари и консервы, но и они нам не всегда доставались: иногда коробки уносило на нейтральную полосу или к немцам, или в непроходимое болото. Тогда мы сидели по нескольку суток без крошки во рту. Летом-то полегче. Несмотря на то, что в деревнях порою не оставалось целых домов, но многие успели спрятать зерно от немцев. Мы искали его так: ходили по огородам и тыкали штыками в землю. Иногда штык проваливался в яму, в которой жители хранили крупы. Из них мы варили кашу", - рассказывает Юрий Ильич Комов.

"Бывало голодно. Но это когда кухня отстанет! А так - за каждой батареей полевая кухня закреплена. Так что кормили нормально. Но, бывало, тылы отставали. Мы-то вперед перли. На привал встанем. Комбат командиру взвода звонит, говорит: "Приходите на кухню". Приходишь. Успел повар на обед что-то сварить - хорошо, не успел - значит ешь сухой паек. Бывало, что мы и курочек подстреливали, и другую живность. А если немецкий склад найдешь - не запрещалось консервы брать или еще что. На это особого внимания не обращали, мародерством не считали. Солдата-то кормить надо", - отмечает артиллерист Аполлон Григорьевич Зарубин.

"Если где-то во второй линии стоим, то кормили скверно. Вплоть до того, что я сам лично мороженую картошку разгружал с вагонов. И не только картошку: там же морковка и буряки мороженые были. На фронте старались получше кормить. Не скажу, что постоянно было плохое питание, хоть мало, но привозили. А в танковом корпусе стало полегче, сухой паек выдавался на трое суток, а то и на пять при прорыве. Он сильно выручал, ведь далеко не везде полевая кухня за танками поспевала, ведь где Т-34 пройдет, грузовик застрянет. Еще хочу добавить: в 1942 году мы в танковых войсках жили на одном ленд-лизовском сухом пайке. Так что американская помощь выручала. Ленд-лиз стал большой помощью фронту", - говорит танкист Николай Петрович Вершинин.

Из воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны: "Наш повар делал различные супы, а порой и вторые блюда, которые называл "овощной разброд", - было необыкновенно вкусно. На исходе войны весной 1944 года, поступила маисовая (кукурузная) крупа, которую прислали союзники. Никто не знал, что с ней делать. Стали добавлять в хлеб, отчего он становился хрупким, быстро черствел и вызывал нарекания солдат. Солдаты ворчали на поваров, повара ругали союзников, сплавивших нам маис, с которым сам черт не разберет. Только наш повар не тужил - он взял полумесячную норму, выслал наряд в степь, попросив собирать почти все подряд – лебеду, люцерну, пастушью сумку, щавель, черемшу, и приготовил восхитительные по вкусу и красивейшие по виду кукурузные пирожки - лепешки с зеленью, яркие, желтенькие снаружи и жгуче-зеленые внутри. Они были мягкие, ароматные, свежие, как сама весна и лучше всяких других средств напомнили солдатам о доме, скором окончании войны и о мирной жизни. А еще через две недели повар сделал мамалыгу (круто заваренная каша из кукурузной муки, для употребления вместо хлеба мамалыга делается более густой, и, может быть разрезана на куски). Почти весь батальон познакомился с этим национальным молдавским блюдом. Солдаты жалели, что маиса прислали слишком мало, и были бы не прочь обменять на него пшеничную муку. Даже простой желудевый кофе наш повар старался делать вкуснее и ароматнее, добавляя туда различные травы".

Сегодня в России отмечают 70-летие со дня освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Страшнее, чем бомбежки и артобстрелы в то время оказался голод, который косил людей тысячами. Весь ужас тех страшных дней вы сможете прочитать под катом.

Впереди меня стоял мальчик, лет девяти, может быть. Он был затянут каким-то платком, потом одеялом ватным был затянут, мальчик стоял промерзший. Холодно. Часть народа ушла, часть сменили другие, а мальчик не уходил. Я спрашиваю этого мальчишку: „А ты чего же не пойдешь погреться?“ А он: „Все равно дома холодно“. Я говорю: „Что же ты, один живешь?“ - „Да нет, с мамкой“. - „Так что же, мамка не может пойти?“ - „Да нет, не может. Она мертвая“. Я говорю: „Как мертвая?!“ - „Мамка умерла, жалко ведь ее. Теперь-то я догадался. Я ее теперь только на день кладу в постель, а ночью ставлю к печке. Она все равно мертвая. А то холодно от нее“.

«Блокадная книга» Алесь Адамович, Даниил Гранин

«Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина. Я купил ее когда-то в лучшем питерском букинисте на Литейном. Книга не настольная, но всегда на виду. Скромная серая обложка с черными буквами хранит под собой живой, страшный, великий документ, собравший воспоминания очевидцев, переживших блокаду Ленинграда, и самих авторов, ставших участниками тех событий. Читать ее тяжело, но хотелось бы, чтобы это сделал каждый…

Из интервью с Данилом Граниным:

«- Во время блокады мародеров расстреливали на месте, но также, я знаю, без суда и следствия пускали в расход людоедов. Можно ли осуждать этих обезумевших от голода, утративших человеческий облик несчастных, которых язык не поворачивается назвать людьми, и насколько часты были случаи, когда за неимением другой пищи ели себе подобных?

Голод, я вам скажу, сдерживающих преград лишает: исчезает мораль, уходят нравственные запреты. Голод - это невероятное чувство, не отпускающее ни на миг, но, к удивлению моему и Адамовича, работая над этой книгой, мы поняли: Ленинград не расчеловечился, и это чудо! Да, людоедство имело место…

- …ели детей?

Были и вещи похуже.

Хм, а что может быть хуже? Ну, например?

Даже не хочу говорить… (Пауза). Представьте, что одного собственного ребенка скармливали другому, а было и то, о чем мы так и не написали. Никто ничего не запрещал, но… Не могли мы…

Был какой-то удивительный случай выживания в блокаду, потрясший вас до глубины души?

Да, мать кормила детей своей кровью, надрезая себе вены».

«…В каждой квартире покойники лежали. И мы ничего не боялись. Раньше разве вы пойдете? Ведь неприятно, когда покойники… Вот у нас семья вымерла, так они и лежали. И когда уж убрали в сарай!» (М.Я.Бабич)

«У дистрофиков нет страха. У Академии художеств на спуске к Неве сбрасывали трупы. Я спокойно перелезала через эту гору трупов… Казалось бы, чем слабее, человек, тем ему страшнее, ан нет, страх исчез. Что было бы со мною, если бы это в мирное время, - умерла бы, от ужаса. И сейчас ведь: нет света на лестнице - боюсь. Как только люди поели - страх появился» (Нина Ильинична Лакша).

Павел Филиппович Губчевский, научный сотрудник Эрмитажа:

— Какой вид имели залы?

— Пустые рамы! Это было мудрое распоряжение Орбели: все рамы оставить на месте. Благодаря этому Эрмитаж восстановил свою экспозицию через восемнадцать дней после возвращения картин из эвакуации! А в войну они так и висели, пустые глазницы-рамы, по которым я провел несколько экскурсий.

— По пустым рамам?

— По пустым рамам.

Безвестный Прохожий - пример массового альтруизма блокады.

Он обнажался в крайние дни, в крайних обстоятельствах, но тем доподлинней его природа.

Сколько их было – безвестных прохожих! Они исчезали, вернув человеку жизнь; оттащив от смертельного края, исчезали бесследно, даже облик их не успевал отпечататься в мерклом сознании. Казалось, что им, безвестным прохожим,– у них не было никаких обязательств, ни родственных чувств, они не ждали ни славы, ни оплаты. Сострадание? Но кругом была смерть, и мимо трупов шли равнодушно, удивляясь своей очерствелости.

Большинство говорит про себя: смерть самых близких, дорогих людей не доходила до сердца, срабатывала какая-то защитная система в организме, ничто не воспринималось, не было сил отозваться на горе.

Блокадную квартиру нельзя изобразить ни в одном музее, ни в каком макете или панораме, так же как нельзя изобразить мороз, тоску, голод…

Сами блокадники, вспоминая, отмечают разбитые окна, распиленную на дрова мебель - наиболее резкое, необычное. Но тогда по-настоящему вид квартиры поражал лишь детей и приезжих, пришедших с фронта. Как это было, например, с Владимиром Яковлевичем Александровым:

«- Вы стучите долго-долго - ничего не слышно. И у вас уже полное впечатление, что там все умерли. Потом начинается какое-то шарканье, открывается дверь. В квартире, где температура равна температуре окружающей среды, появляется замотанное бог знает во что существо. Вы вручаете ему пакетик с какими-нибудь сухарями, галетами или чем-нибудь еще. И что поражало? Отсутствие эмоционального всплеска.

И даже если продукты?

Даже продукты. Ведь у многих голодающих уже была атрофия аппетита».

Врач больницы:

— Помню, привезли ребят-близнецов… Вот родители прислали им маленькую передачу: три печеньица и три конфетки. Сонечка и Сереженька - так звали этих ребятишек. Мальчик себе и ей дал по печенью, потом печенье поделили пополам.

Остаются крошки, он отдает крошки сестричке. А сестричка бросает ему такую фразу: «Сереженька, мужчинам тяжело переносить войну, эти крошки съешь ты». Им было по три года.

Три года?!

Они едва говорили, да, три года, такие крошки! Причем девочку потом забрали, а мальчик остался. Не знаю, выжили они или нет…»

Амплитуда страстей человеческих в блокаду возросла чрезвычайно - от падений самых тягостных до наивысших проявлений сознания, любви, преданности.

«…В числе детей, с которыми я уезжала, был мальчик нашей сотрудницы - Игорь, очаровательный мальчик, красавец. Мать его очень нежно, со страшной любовью опекала. Еще в первой эвакуации говорила: «Мария Васильевна, вы тоже давайте своим деткам козье молоко. Я Игорю беру козье молоко». А мои дети помещались даже в другом бараке, и я им старалась ничего не уделять, ни грамма сверх положенного. А потом этот Игорь потерял карточки. И вот уже в апреле месяце я иду как-то мимо Елисеевского магазина (тут уже стали на солнышко выползать дистрофики) и вижу - сидит мальчик, страшный, отечный скелетик. «Игорь? Что с тобой?» - говорю. «Мария Васильевна, мама меня выгнала. Мама мне сказала, что она мне больше ни куска хлеба не даст». - «Как же так? Не может этого быть!» Он был в тяжелом состоянии. Мы еле взобрались с ним на мой пятый этаж, я его еле втащила. Мои дети к этому времени уже ходили в детский сад и еще держались. Он был так страшен, так жалок! И все время говорил: «Я маму не осуждаю. Она поступает правильно. Это я виноват, это я потерял свою карточку». - «Я тебя, говорю, устрою в школу» (которая должна была открыться). А мой сын шепчет: «Мама, дай ему то, что я принес из детского сада».

Я накормила его и пошла с ним на улицу Чехова. Входим. В комнате страшная грязь. Лежит эта дистрофировавшаяся, всклокоченная женщина. Увидев сына, она сразу закричала: «Игорь, я тебе не дам ни куска хлеба. Уходи вон!» В комнате смрад, грязь, темнота. Я говорю: «Что вы делаете?! Ведь осталось всего каких-нибудь три-четыре дня, - он пойдет в школу, поправится». - «Ничего! Вот вы стоите на ногах, а я не стою. Ничего ему не дам! Я лежу, я голодная…» Вот такое превращение из нежной матери в такого зверя! Но Игорь не ушел. Он остался у нее, а потом я узнала, что он умер.

Через несколько лет я встретила ее. Она была цветущей, уже здоровой. Она увидела меня, бросилась ко мне, закричала: «Что я наделала!» Я ей сказала: «Ну что же теперь говорить об этом!» - «Нет, я больше не могу. Все мысли о нем». Через некоторое время она покончила с собой».

Судьба животных блокадного Ленинграда - это тоже часть трагедии города. Человеческая трагедия. А иначе не объяснишь, почему не один и не два, а едва ли не каждый десятый блокадник помнит, рассказывает о гибели от бомбы слона в зоопарке.

Многие, очень многие помнят блокадный Ленинград через вот это состояние: особенно неуютно, жутко человеку и он ближе к гибели, исчезновению от того, что исчезли коты, собаки, даже птицы!..

«Внизу, под нами, в квартире покойного президента, упорно борются за жизнь четыре женщины - три его дочери и внучка, - фиксирует Г.А.Князев. - До сих пор жив и их кот, которого они вытаскивали спасать в каждую тревогу.

На днях к ним зашел знакомый, студент. Увидел кота и умолял отдать его ему. Пристал прямо: «Отдайте, отдайте». Еле-еле от него отвязались. И глаза у него загорелись. Бедные женщины даже испугались. Теперь обеспокоены тем, что он проберется к ним и украдет их кота.

О любящее женское сердце! Лишила судьба естественного материнства студентку Нехорошеву, и она носится, как с ребенком, с котом, Лосева носится со своей собакой. Вот два экземпляра этих пород на моем радиусе. Все остальные давно съедены!»

Жители блокадного Ленинграда со своими питомцами

«В одном из детских домов Куйбышевского района произошел следующий случай. 12 марта весь персонал собрался в комнате мальчиков, чтобы посмотреть драку двух детей. Как затем выяснилось, она была затеяна ими по «принципиальному мальчишескому вопросу». И до этого были «схватки», но только словесные и из-за хлеба».

Завдомом тов. Васильева говорит: «Это самый отрадный факт в течение последних шести месяцев. Сначала дети лежали, затем стали спорить, после встали с кроватей, а сейчас - невиданное дело - дерутся. Раньше бы меня за подобный случай сняли с работы, сейчас же мы, воспитатели, стояли, глядя на драку, и радовались. Ожил, значит, наш маленький народ».

В хирургическом отделении Городской детской больницы имени доктора Раухфуса, Новый год 1941/42 г.

Есть распространенный миф, что в наши дни за войной можно следить в прямом эфире. На самом деле, там, где начинается бойня, телевидения никогда нет. В Грозном не было никакого телевидения ни на одной из обеих войн, в Сараево, в Сребренице, в Косово телевидения не было, в сирийском Алеппо его тоже не было. Туда, где по-настоящему кроваво и грязно, телевидение приходит, когда все уже закончилось, чтобы снять массовые захоронения или с безопасного расстояния показать, как что-то горит и взрывается. Настоящая война намного ужаснее, чем наши (тех, кто не были на войне) представления о ней. Итак, что делать если начнется война и вы находитесь в городе.

Как всегда в жизни - есть разные варианты. Сегодня не будем рассматривать тот вариант, который предусматривает, что вы решили вступить в вооруженные силы и участвовать в военных действиях. Сегодня только о гражданских..

Главный совет в случае начала войны - по возможности быстрее убраться из города.

Уже в первый день военных действий в городе, скорее всего, не будет ни электричества, ни воды, ни газа, ни тепла, ни сети мобильных телефонов, ни wi-fi, ничего из того, что поддерживает городскую жизнь. Все эти вещи, конечно, не пропадут одновременно, однако в любом случае это произойдет довольно быстро.

Сразу начнется проблема выживания. На сколько дней в вашем доме хватит продуктов? Правильно, на несколько. Магазины и бензозаправки прекратят работать уже в первый день, примерно тогда же начнется их разграбление.

Выживут те, у кого будет, что есть, что пить, сменять на то, чего не хватает, или, к примеру, на право пройти через блокпост. Если идете в магазин, лучше возьмите с собой друзей. Во-первых, больше продуктов сможете унести, во-вторых, появляется надежда, что у вас не отнимут награбленное на обратном пути. В первые дни войны общество еще по инерции сохраняет какие-то признаки культуры, и бандитизм, мародерство, вседозволенность дегенератов еще не так распространены, однако все быстро к тому идет, и поэтому вам нужно оружие.

Надо понять одну вещь. В зоне военных действий нет такого понятия, как частная собственность. Никого не интересует, что до войны было записано в Земельной книге или зарегистрировано в регистре предприятий. Теперь все отменено, потому что война. Вам принадлежит только то, что вы можете защитить. Если в вашу квартиру входят вооруженные дяди и говорят, что здесь у них теперь будет гнездо пулеметчика или снайперская позиция, не спорьте.

Просто уходите оттуда, даже если от вас этого не требуют. Вы не хотите быть рядом, когда этого пулеметчика «накроет» противник. Не рассказывайте дядям, что это частная собственность или что-то подобное. Дяди нервные, так как в них стреляют, у них есть оружие, они полны адреналина и мужества, не ссорьтесь с ними.

Хорошая новость, что ни у кого другого тоже нет частной собственности, кроме тех, у кого есть оружие и кто может защитить свое с оружием в руках. Иными словами, если у владельца нет оружия, это не его машина, если у владельца нет оружия, это не его запасы еды и так далее. Прав всегда человек с оружием. Никогда не ссорьтесь с человеком, у которого есть оружие. Цена жизни в зоне военных действий становится очень дешевой. Помните об этом. Вас может убить любой, и ему ничего за это не будет. Никто никогда не будет искать убийцу.

Поэтому вам нужно оружие, иначе у вас скоро не будет ни еды, ни питья, ни обручального кольца, ни теплой одежды, ничего, что может помочь выжить.

Классически оружие добывается ограблением полицейского участка. Обычно сразу появляется черный рынок, солдатики зарабатывают, продавая что-то из армейских запасов, кто-то продает что-то из легально полученного в мирное время оружия. Помните, что нужны и патроны. Если появляется возможность обменять украшения своей мамочки на калашников, делайте это.

Лучше всего, если заодно удастся добыть какой-нибудь пистолет. Если нарветесь на патруль, калашников сразу надо отдать, но вы можете надеяться, что после того, как вы отдадите автомат, вас больше не станут обыскивать, и пистолет останется у вас.

Если вы дальновидны, у вас уже сейчас есть легально добытый в мирное время арсенал. В военное время это сразу станет золотой жилой. У меня есть друзья, у которых дома хранится арсенал, с которым можно провоевать год-полтора.

Очень важно решить, куда и как вы отправитесь. Возможно, все же надо остаться там, где вы есть.

Те, у кого дома есть радио, работающее на батарейках, в намного лучшей ситуации, чем другие. Какие-то станции обязательно будут работать, и какую-то информацию о том, что происходит, можно будет получить.

Надо оценить географическое и стратегическое значение вашего местонахождения. Насколько важны с точки зрения контроля города могут быть ваша улица, ваш двор, ваш дом, в каком направлении пойдут схватки, будет ли кто-то контролировать этот район, будет ли здесь сопротивление, какого характера и так далее.

Если вблизи есть позиция минометчика, бегите прочь сразу, ее противник обязательно уничтожит. И стрелять он будет не из пулемета. Если на крыше вашего дома засел снайпер, бегите оттуда. В Грозном по таким домам работали танки. Никто не хочет охотиться за снайпером. Проще снести в таком доме два верхних этажа.

Поймите, что вы не хотите быть там, куда пойдут танки, и там, куда будет направлен ствол танка. Мощь танкового выстрела невероятна. Только одни осколки от попадания танка по зданию наносят смертельные раны в радиусе ста и больше метров всем, кто не нашел укрытия. В некоторых конфликтах, чтобы остановить танки, в городе использовались мощные фугасные заряды, чтобы разрушить дома на пути танков и так их остановить, загнать в тупик. Скажу еще раз, вы хотите быть очень далеко от танков и тех, кто пытается их остановить. Помните, в сливном бачке туалета есть вода, на которой можно выжить неделю или даже дольше.

Ни в коем случае не смывайте ею. Она по качеству ничем не отличается от воды из-под крана, однако из крана вода больше не течет, и магазины больше не работают и ограблены. У этого запаса воды огромное значение.

В городе выжить трудно. Районы многоквартирных домов вообще становятся западней, помимо всего прочего, канализация, которая не работает, отходы, трупы летом повышают риск разных заболеваний, а зимой, в свою очередь, невозможно согреть квартиры. Приготовить теплую еду очень трудно. Воду, которая принесена из реки, нужно кипятить, ее в таких условиях нельзя пить просто так. Если удастся добыть у армии керосин, можно сделать импровизированную плитку, можно жечь мебель, но раньше или позже лучше уходить.

Если вы отправляетесь в дорогу, вам нужно понимать армейское мышление.

Самое главное, что подтверждают все, это выглядеть гражданским. Если вы по какой-то причине натянете камуфляж, оденетесь как Рэмбо и выйдете на улицу, насладитесь этим мигом, потому что, фактически, вы уже мертвы. Вы даже не узнаете, снайпер или солдаты какой стороны вас уберут. На войне тот, кто выглядит солдатом, является солдатом, и тот, кто выглядит гражданским, возможно, тоже солдат. Вам надо выглядеть максимально безобидно. Лучше всего, бомжами, с детьми в руках и белым флагом на видном месте.

Спрячьте автомат под курткой, если вам достался Калашников со складным прикладом - идеально, если нет - все равно, спрячьте.

С одной стороны, гражданские солдат не интересуют. В Чечне даже несмотря на интенсивные бои те, кого не подозревали, что это маскирующиеся солдаты - старики, женщины с детьми и т.д., могли почти спокойно передвигаться по городу. Солдаты не хотят без надобности «светить» свою позицию или тратить патроны, чтобы стрелять в гражданского, который просто бежит из города. Это с одной стороны. С другой в случае этнических, религиозных конфликтов это не всегда так. В Югославии так не было. В любом случае, если вы нарветесь на гнездо пулеметчика, которое еще только делается и окапывается, на группу диверсантов, они могут решить, что вы - риск, или шпион противника, который маскируется под гражданского, и поэтому начать «работать» по вам.

Поэтому, если вы видите солдат во дворе или в пустом дому, ни в коем случае не приближайтесь. Даже если они выглядят дружелюбно, даже если они улыбаются и вас приветственно приглашают, уходите. Очень вероятно, что они хотят позвать вас только затем, чтобы без шума заставить молчать. Это война, все нервничают, многие параноидальны, многие с патологической склонностью к насилию, которой, наконец, дали волю, во многих конфликтах опытные подразделения пытались «отрабатывать» и мирных жителей, которые могли открыть их позицию. Помните о том, что, как только война начала, Женевская конвенция не свод законов, а только описание желаемого поведения. Во время войны всевозможные дегенераты, моральные уроды и психопаты вдруг всплывают на гребне войны и наконец начинают жить по своему усмотрению. Вы не хотите встретить их и ни коим образом войти с ними в контакт, даже в зрительный контакт.

Не приближайтесь к больницам, куда все стороны свозят своих раненых, и стрельба может начаться в любой момент, какая-то сторона пожелает захватить этот стратегический объект только для себя, а проигравшие решат, что если не мне, то и никому, и вызвать артиллерию или авиацию. Обходите стороной бывшие государственные учреждения, любые важные объекты инфраструктуры - станции, централи связи, телецентры и т.д. Никуда не ходите ночью. Ночью правит армия, бандиты и мародеры.

Армейские части в городе очень часто плохо понимают, что происходит и где сейчас находится противник.

Почти всегда в какой-то момент свои стреляют по своим, и всегда все стреляют по неосторожным гражданским.

Помните, пока вы в городе, есть шанс украсть горючее.

Заправки не работают. Горючее нельзя получить иначе, как от армии, однако вы не хотите контактировать с армией, да и они не стремятся вам помогать, однако в сельской местности не будет даже, где украсть.

Отправляйтесь в дорогу в светлое время суток (многие советуют идти с рассветом, когда ночные посты уже устали, а утренние еще не проснулись, медленно и спокойно, так, как это делают гражданские. Своим поведением позволяйте всем ясно понять, что вы гражданские, которые хотят уйти. Не торопитесь. Принцип создания маршрута прост. Чем меньше патрулей, чем меньше блокпостов, чем меньше контактов, тем лучше. Ясно, что центральные улицы, центральные перекрестки, мосты, контролируются лучше, так как у них есть стратегическое значение. Используйте то, что вы знаете город.

Если надо переночевать в городе потому, что больше нет своего дома, или вы застряли в пути, лучше остаться под открытым небом где-нибудь на обочине, чем заходить в пустые здания, в которых шли бои или была армия. Тут каждая дверь может быть оборудована гранатой. В таких местах не открывайте холодильник, не поднимайте крышку унитаза и если в шкафу или за какой-то дверью мяукает котенок, не спасайте его, это классическая ловушка.

На улицах чаще всего безопаснее. В захвате городов не придумано ничего другого, кроме двух вечных стратегий. Первая - сначала снести полгорода артиллерией и авиацией, а потом прямой захват дома за домом, с первого дома с одной стороны до последнего на другой, как это делалось во Второй мировой войне, в том числе в Берлине. Второй вариант - танки и бронетранспортеры сначала пытаются захватить стратегические пункты, укрепиться на них и так создать контроль над городом, как, например, в Грозном в первую чеченскую войну. В случае этой стратегии есть риск, что армейские части на этих стратегических пунктах будут окружены и уничтожены, что чеченцы, между прочим, и сделали с российской армией, превратив первое взятие Грозного, пожалуй, в самое постыдное поражение российской армии в современной истории. В то же время американцы в Багдаде действовали именно так. После бомбардировки просто въехали в город и начали укрепляться. Возможно, знали, что никакого сильного сопротивления не будет или полагались на свое преимущество в силах.

Как бы то ни было, в первом случае сразу начинается зачистка домов. Чтобы нападающие чувствовали себя в безопасности, они не оставляют врагов за спиной, каждый дом будет проверен. И во втором случае тоже раньше или позже начнется поиск противников с обыском подозрительных домов, районов и улиц. Тут уже нет разницы, русские это или американцы.

В городах, где идет партизанская война, зачистки идут сурово. Зачищать брошенные здания - самое опасное для солдат, и они это ненавидят, поэтому лучше не быть в таком здании. Если не инструкция, то армейская мудрость гласит, что, если не хотите сюрпризов, сначала киньте в комнату гранату и только потом идите смотреть, кто тут «живет». И это не будет шумовая граната, как в операциях мирного времени. Однако граната - не самое опасное. Успейте отпрыгнуть за хороший диван, снижая свою «площадь», обращенную к взрыву, до минимума, вытянитесь на полу или спрячьте голову и тело за большим рюкзаком, за каким-то цветочным горшком, и, если вы не полностью голый, большой шанс выжить. Другое дело, что никогда нельзя знать, какие отмороженные идиоты сейчас зайдут в комнату. Поэтому лучше сидеть на обочине улицы с белой тряпкой и позволять всем собой командовать, чем воображать, что вы влезете в какой-то брошенный подвал, спрячетесь в брошенном доме и будете там в безопасности.

Если на улицах есть погибшие, помните, что трогать и переворачивать их категорически запрещено. Граната под трупом тоже, к сожалению, стала печальной классикой всех конфликтов последнего времени. Если можно снять с погибшего оружие или патроны, не переворачивая его, сделайте это, но тщательнее обыскивать его не нужно. Если на мертвеце есть система связи, вопреки виденному в фильмах, не берите ее. Ничего понятного и полезного для вас вы тут, скорее всего, не услышите. Более того, вы гражданские. Вам надо выглядеть как гражданским. Будет рация, будет желание возиться с ней. Гражданский с рацией больше не гражданский. И оружие, конечно, спрячьте.

Вокруг всех современных городов есть окружной путь. Обычно там и есть граница окружения. Для мотострелковых бригад стандартное поведение - рассредоточиться по окружным путям и заблокировать город. Тут будут блокпосты, контроль и тому подобное.

Приближайтесь к ним медленно и с поднятыми руками. Не думайте как-то прошмыгнуть через лес, короткими перебежками или чем-то подобным. В военных условиях каждое подозрительное движение в лесу - достаточная причина, чтобы начал работать пулемет. Обратите внимание на видимое на фотографиях из Крыма вооружение солдат. Очень много пулеметов «Печенег» и очень много модернизированных снайперских винтовок Драгунова с коротким стволом и складным прикладом, а также «винторезов» и классических пулеметов калашникова, как и автоматов. Многие экземпляры этого оружия, как видно на фотографиях журналистов, оборудованы самыми современными прицелами (Aimpoint Micro T-1 и Eotech 512, стоимость которых от 500 - 700 долларов за один экземпляр). Вы не хотите, чтобы эти люди начали стрелять в вашем направлении. Идите на блокпост с поднятыми руками. Скорее всего, они вас просто ограбят, отнимут все ценное и пропустят.

Теперь вы за городом. Говорят, что у каждого латыша есть свой сельский домик. Счастливы те, у кого он действительно есть. Если еще в этом доме есть погребок с картошкой, другими продуктами, соленьями и вареньями, то вы, скорее всего, выживете. Главная задача - защитить свой дом от бандитов, мародеров, которые хотят все это у вас отнять. Не трудно защититься от одного-двух бандитов, но выстоять против десятка уже сложно. Тем более, что они уже натренировались за это время. Умеют оценить ваши силы, обойти с флангов и так далее. Однако в вашем распоряжении есть время, чтобы подготовить для них западни, препятствия, баррикады и превратить вашу семью вместе с друзьями в маленький военный отряд. Опять же, оружие очень нужно, если его нет, вспоминаем Средневековье и у нас будут разные стратегии. Бандит, на которого вылили ведро бензина и который понимает, что может сейчас вспыхнуть, скорее всего, на какой-то момент будет «на паузе». Ваша оборона должна быть агрессивной и сильной, чтобы мародеры решили отправиться к другой, более легкой цели. Армии ваш сельский домик, скорее всего, не интересен, так что есть шансы переждать активные военные действия и потом уже смотреть, что быть дальше.

Теперь самое главное.

Если в мирное время вы сделаете хоть какие-то элементарные приготовления на черный день, то это очень поможет, если такой день придет.

Во-первых, обдумайте все пути и методы эвакуации, считая резервные варианты. Лучше всего позаботьтесь, чтобы было местечко в селе. Если не у вас самих, то у каких-то друзей, родственников, знакомых. Им не нужно возражать, вместе будет проще оборонять свое место от бандитов и мародеров. Тут надо хранить элементарные запасы продуктов, горючего, медикаментов. Макароны - великое изобретение человечества, в них, в отличии от муки и разных круп, не заводятся черви, у них долгий срок годности и высокая пищевая ценность. Если можете найти качественные консервы, вообще прекрасно, они будут дороже денег, а если на вашем хуторке есть курочки и корова, а поблизости - речка, где можно половить рыбу, то это вообще пятизвездочное место пережидания войны. Не забудьте только организовать дежурства. Кому-то надо бодрствовать ночью и так далее.

Пока вы в городе - бензобак в машине всегда пытайтесь держать по возможности полным. Во время чеченской войны особой популярностью пользовался «Сникерс». Маленькие, легкие, на четырех-шести батончиках солдат может прожить целый день. Пригодится по пути.

Хлеб тыловой и фронтовой По заданию правительства было налажено производство хлеба для населения в условиях огромного дефицита сырья. Московский технологический институт пищевой промышленности разработал рецепт рабочего хлеба, который...

Хлеб тыловой и фронтовой

По заданию правительства было налажено производство хлеба для населения в условиях огромного дефицита сырья. Московский технологический институт пищевой промышленности разработал рецепт рабочего хлеба, который специальными приказами, распоряжениями, инструкциями доводился до руководителей предприятий общественного питания. В условиях недостаточной обеспеченности мукой при выпечке хлеба широко использовались картофель и другие добавки.

Хлеб фронтовой часто выпекался под открытым небом. Солдат шахтерской дивизии Донбасса И. Сергеев рассказывал: «Я скажу о боевой хлебопекарне. Хлеб составлял 80% всего питания бойца. Как-то нужно было дать хлеб полкам в течение четырех часов. Въехали на площадку, расчистили глубокий снег и тут же, среди сугробов, на площадке сложили печь. Затопили, просушили ее и выпекли хлеб».

Сушеная распареная вобла

Мне бабушка рассказывала, как они ели сушенную воблу. Для нас это рыбка, предназначенная под пивко. А бабушка говорила, что воблу (тарань ее называли почему- то), тоже выдавали по карточкам. Была она ооочень пересушенной и оооочень соленой.

Клали рыбку не очищая в кастрюльку, заливали кипятком, закрывали крышкой. Рыбка должна была стоять до полного остывания. (Наверное, лучше делать с вечера, а то не хватит терпения.) Затем варилась картошка, доставалась из кастрюльки рыбка, распаренная, мягкая и уже не соленая. Чистили и с картошечкой ели. Я пробовала. Бабушка как- то сделала разок. Знаете, и вправду вкусно!

Гороховый суп.

С вечера заливали в котле горох водой. Иногда горох заливали вместе с перловой крупой. На следующий день горох перекладывали в военно- полевую кухню и варили. Пока варился горох, в кастрюле на сале пережаривали лук и морковь. Если не было возможности делать зажарку, закладывали так. По мере готовности гороха добавлялась картошка, затем зажарка и в последнюю очередь закладывалась тушенка.

«Макаловка» Вариант № 1 (идеальный)

Замороженную тушенку очень мелко резали или крошили, на сковороде жарили лук (при наличии можно добавить морковь), после чего добавляли тушенку, немного воды, доводили до кипения. Ели так: мясо и «густерню» делили по количеству едоков, а в бульон по очереди макали кусочки хлеба, поэтому блюдо так называется.

Вариант № 2

Брали жир или сырое сало, добавляли в жаренный лук (как в первом рецепте), разбавляли водой, доводили до кипения. Кушали также как при 1 варианте.

Рецепт по первому варианту мне знаком (пробовали для разнообразия в походах), но его название и то, что он был придуман во время войны (скорей всего раньше) мне и в голову не приходило.

Николай Павлович отметил, что к концу войны кормить на фронте стали лучше и сытнее, хотя как он выразился «то пусто, то густо», с его слов – бывало, что по несколько дней еду не подвозили, особенно вовремя наступления или затяжных боев, а затем раздавали положенный за прошедшие дни паек.

Дети — войны

Война была жестокая, кровавая. Горе пришло в каждый дом и каждую семью. Уходили на фронт отцы, братья, а ребятишки оставались одни, — делится воспоминаниями А.С.Видина. – «В первые дни войны им хватало на пропитание. А потом они вместе с матерью ходили собирали колоски, гнилую картошку, чтобы как-то прокормиться. А мальчишки большей частью стояли у станков. Они не доставали до рукоятки станка и подставляли ящики. По 24 часа в сутки делали снаряды. Порой и ночевали на этих ящиках».

Дети войны очень быстро возмужали и стали помогать не только родителям, но и фронту. Женщины, оставшиеся без мужей, все делали для фронта: вязали варежки, шили нательное белье. Не отставали от них и дети. Они посылали посылки, в которые вкладывали свои рисунки, рассказывающие о мирной жизни, бумагу, карандаши. И когда солдат получал такую посылку от детей, он плакал… Но это и вдохновляло его: солдат с удвоенной энергией шел в бой, в атаку бить фашистов, отнявших детство у малышей.

Бывший завуч школы №2 В.С.Болотских рассказала, как их эвакуировали в начале войны. В первый эшелон она с родителями не попала. Позже все узнали, что он был разбомблен. Со вторым эшелоном семья эвакуировалась в Удмуртию «Жизнь эвакуированных детей была очень и очень тяжелой.

Если местные жители еще что-то имели, то мы ели лепешки с опилками, — рассказывала Валентина Сергеевна. Она рассказала, каким было любимое блюдо детей войны: в кипящую воду запускали натертую нечищеную сырую картошку. Эта была такая вкуснятина!»

И еще раз о солдатской каше, еде и мечтах…. Воспоминания ветеранов Великой Отечественной Войны:

Г.КУЗНЕЦОВ:

«Когда я пришел 15 июля 1941 г. в полк, то наш повар, дядя Ваня, за сбитым из досок столом, в лесу, накормил меня целым котелком гречневой каши с салом. Ничего вкуснее не едал»

И.ШИЛО:

«В войну я всегда мечтал о том, что наемся вдоволь черного хлеба: его тогда всегда не хватало. А еще два желания было: отогреться (в солдатской шинельке около пушки всегда было промозгло) да выспаться»

В.ШИНДИН, председатель Совета ветеранов ВОВ:

«Из фронтовой кухни навсегда останутся самыми вкусными два блюда: гречневая каша с тушенкой и макароны по-флотски».

* * *

Близится главный праздник современной России. Для поколения, знающего Великую Отечественную только по фильмам, она ассоциируется больше с пушками и снарядами. Я же хочу вспомнить главное оружие нашей Победы.

Во время войны, когда голод был столь же привычен, как смерть и несбыточная мечта о сне, а бесценным подарком могла служить самая ничтожная в сегодняшнем представлении вещь – кусок хлеба, стакан ячменной муки или, к примеру, куриное яйцо, еда очень часто становилась эквивалентом человеческой жизни и ценилась наравне с боевым оружием…